Дольше жить. Заповедник "Столбы" в Красноярске

Медный, покрытый лёгкими зелёными разводами окиси, портсигар выскользнул из его рук и с каким-то пугающе весёлым трезвоном полетел вниз, ударяясь о бугристую каменную стену и всё отскакивая и отскакивая от тысяч её неровностей, углов и граней.

Он рефлекторно сжал кулаки, ругнулся и тут же покрылся испариной, представив, как оступается и, рикошетя, словно упавший с грузового вагона мешок с картошкой, несётся к подножию горы вслед за сбежавшим кусочком металла. Его передёрнуло…

Бодрым шагом он врезался в туманную прохладу осеннего леса, разрывал провисшие, напитанные ледяной росой паутинки, колыхал подёрнутые желтизной листья.

Шёл, чувствуя тёплую тяжесть рюкзака за спиной, чувствуя приятную тяжесть и напряжение каждого шага, чувствуя, как нехотя, но необратимо уходит тяжесть неопределённости, сожалений, тоски, сомнений из наполняемой прозрачным заповедным воздухом головы. Свежим и плотным, с терпким привкусом горелой листвы и полыни. Изрытая змеями древесных корней тропа уходила вверх, и где-то впереди упругий, пружинистый дёрн сменялся рыжими каменистыми насыпями, а лес уступал место изрезанным шрамами ветра, воды и солнца горным лилипутам. Забытым игрушкам убегающих великанов.

Он шёл уверенно и не спеша. Осторожно ступал на скользкие, поросшие зелёным мхом валуны. Взбирался на шершавые, в трещинах и выбоинах, глыбы. Экономил дыхание. Шёл вперёд, пока, наконец, камни и деревья не расступились в стороны, открыв ему теряющуюся на пределе видимости тонкую линию горизонта.

Перед ним был весь мир, весь до последней капли. Возможно, где-то ещё был и другой мир, он не знал точно, он словно забыл об этом. Тот, другой мир был чужим, инородным и никому не нужным сейчас. А может быть, и вообще.

Он стоял на вершине и смотрел на танцующий с ветром хвойный ковёр деревьев. Мягкий и нежный в своём гипнотическом движении.

Лёгкий, своенравный ветер трепал коротко остриженные волосы, скользил по лицу. Он посмотрел в безмолвное и какое-то внезапно незнакомое небо и с грустью подумал, что на вершине нельзя оставаться бесконечно долго. Здесь можно покричать и попрыгать, перекусить и, завернувшись в толстый спальный мешок, даже провести несметно-звёздную ночь. Но жить здесь нельзя. Это вовсе не место стоянки и даже не перекрёсток, это трудный долгий путь, прямая дорога без развилок и поворотов, где спрыгнуть - слабость, где остаться и замёрзнуть насмерть – малодушие. Это место, где есть лишь один выход: собрав последние силы, последние остатки последних сил, отправляться назад, идти, несмотря на усталость, на страх, на головокружение и гудящие ноги.

Помнить, они будут гудеть на каждом спуске, пока ты их не натренируешь. Знать, как бы не была красива и притягательна она, это всегда место, где умирают. Силы твои ограничены, и время твоё уходит. Всех вершин тебе не покорить ни в этой жизни, ни в следующей. И стоя у подножия, думай, стоит ли она очередного подъёма и нового спуска. Он потуже затянул лямки рюкзака и пошёл вниз.

В кармане отыскалась одинокая сигарета. Он смял ею и отправил вслед за портсигаром, лишь в самый последний момент, когда бумага уже вырвалась из кончиков пальцев, почувствовав себя последним подонком по отношению ко всей этой красоте. Вечной, всевластной и, одновременно, беззащитной.

Дольше жить. Дольше жить…

Автор текста и фото: Константин Левтин